Книги и статьи о нас
Курменева А. Васса Ивановна из села Успех
Васса Ивановна из села Успех
Этих людей невозможно застать врасплох – гостям они всегда рады. Стол со своим хлебом, консервировками, непременно рыбой, ароматным домашним вином собирается за считанные минуты. И заводится душевный разговор о нашем не всегда простом житье-бытье, без тени жалоб и уныния, а чаще – с веселыми присказками и песнями.
Такими были мои ушедшие астраханские бабушки и дедушки, такой и остается сейчас бабушка Васюта (Васса Ивановна Бужорова), 10-летней девочкой-липованкой переехавшая с родителями в 1947г. из Румынии в село Успех Астраханской области.
Мне посчастливилось побывать у нее в гостях в прошлом году дважды – в апреле и ноябре.
С дочерьми бабушки Васюты дружили в юности мои мама и тетя, поэтому теперь она нам самая родная из всех ныне живущих в Успехе старожилов. К ней и отправляемся без предупреждения.
Село Успех стоит на берегу небольшой речки, впадающей в реку Кизань – один из рукавов дельты Волги. Добираемся сюда сначала на автобусе до города Камызяк, а потом на машине через паромную переправу.
Мои родные уехали из Успеха в город Астрахань в 1960 году, поэтому я здесь впервые. Среди колючих и ветреных астраханских степей, стоящее на берегу речки село напоминает зеленый оазис. Оно очень похоже на румынские села, которые я видела пока только на фото.
Находим дом бабушки Васюты. Обнимаемся, радуемся встрече и чувствуем себя не в гостях, а дома, где тепло и уютно, и откуда не хочется уходить. После долгих разговоров о прожитом и сложившейся жизни (а Васса Ивановна уже прабабушка) с нетерпением, приготовив диктофон, расспрашиваю ее о переезде из Румынии. Несмотря на прошедшие семь десятков лет, она ясно помнит события той трудной поры.
Добирались пароходом
В 1947 году «…в Румынии тамотка еще оставались (советские[1]) солдаты. И вот когда приезжали к нам у еты, в сяло, отец мой, бригада ихняя, ловили рыбу и сдавали солдатам русским».
Как-то солдаты попросились у отца бабушки Васюты помыться в бане:
А когда приехали, бабка баню топила по-черному, они так удивлялись, што баня по-черному. Мы варили по-своему щи, они:
- «Ой, какой борщ вкусный! Учились варить?».
– «У матери училась».
- «Так вы вкусно готовите»!
Поглядели: у нас корова, у нас бараны, у нас кур полный двор, огород же. И он (солдат) говОрит: «Вы езжайте во вторую серию, езжайте». Но сказать ему нельзя было, што там же голод в России, воевала 5 лет Россия, горела!
Родители бабушки Васюты решились на переезд. Добираться предстояло сначала пароходом до Одессы, а потом на поезде до Астрахани:
И только опомнился отец, когда уже заехали, когда нас выгрузили (в Одессе), в вагон погрузили, с неделю еще стояли там выгружалися, в Астрахань штоб ехать. А отец как глянул – одни трубы. Остались от домов одни трубы. «Дурак» - только и смог проговорить от горькой досады.
- Что же помогло выжить на новом месте в послевоенный голод?
- А у нас корова была, мы корову сюда привезли.
- Как вы корову сюда привезли?
- Мы пароходом сюда ехали через море, пролив проезжали, внизу скотина у нас была – лошади и коровы.
- А потом?
- Вязли сюда. А повыше тамотка багаж наш ляжал. И каюты кому достались, а кому не достались. Мы наверху прямо спали – лето, тёпло было. Вязли нас.
Когда погрузили нас на вагоны, стали ехать - тут одне трубы, и люди ходят с палками. Картошку выкопали, какую государство садило, а люди потом искали, палками ворошили, потеряется ли где-то картошка. А мы говорим: «А што оне делают?». Нам говорят: «Картошку выкопали колхозы, а они ищут, где потерялась». Отец тут сразу понЯл, куда мы приехали. Но мы голоду не видали, потому што нас трое было: я, отец и мать.
- А еще корова.
- Корова доилась даже! Мать бегала - подоит, а мы тут уже закинем манки, а потом едем и ядим. Вот как. Приехали сюда, нам тут риса дали. А мы кашу рисовую наварим, поедим и сыты. А выдавали по 200 грамм хлеба – за работу. Пойдешь же поработаешь, а давали только 200 грамм хлеба. Што там! Да черный как кизяк был. Да приехали когда сюда, жили в стороне от речки. А тут-ка люди жили, работали – не то газ искали, не то нефть. И их сразу выселили, как мы приехали. А до нас жили тут корейцы.
Новый дом
Ну, и так у кого малые дети, большие семьи – по 8 детей было, а я одна была. И нас поселили туда, а недалеко Увары сяло. А уваринским хорошо было воровать, они и повыдрали, што можно было – ни окон, ни двярей не было. А мы же в Румынии хотели новый дом строить. Оне купили, отец с матерью, как поженились, старый дом, а штоб новый построить уже купили все: и камыш, и проволоку – ну все, только сделать саман и построить новый дом, как хотели. И все бросили. Бросили и приехали сюда. Вот всё-таки видишь, как Родина тянула нас – жили там, а всё равно в Россию хотелось. Перебезчики были – перебегали. И мы поездом, потом на машинах нас перевозили сюда уже, и высыпали нас прямо на улице. Огляделись мы: ни заборов, ни окон, ни дверей, ничего уже не было. Ничего! Стены остались только. Хорошо, мы работяги такие были. Там в домах полы уже повыдрали, мы заново насыпали – вышина такая. Дали нам мел, глины попривязли нам.
Лошадей было полно тут, бегали бесхозные - стая была. И мы ходили сами за соломой, она поперябитая уже. И мы посыпали и помазали. А потом конских говен етих насобирали, и опять мясили и под досточку мазали, ровненько штоб было. А потом побялили и еще раз помазали коровьим, гладенько штоб было. Но отец смякнул сразу – и веришь, и баню заодно строили, и строили человек по 8, по очереди топили и мылись у бани. Прямо на улице баню строили - по-черному. И как только управились?! Плитки ети сами строили, ляжанки - не былО ничего, до кирпичика поразорили!
Но Бог миловал – к Покрову успели:
Ну, построили дом, перябралися в дом, стали топить уже, в хате тёпло было, ну, с неделю пожили - и мороз, дождь пошел. А я все у отца спрашивала: «А как вот зима начинается?». «Ну, как: дождичек, потом сняжок, да и зима» - отвечал. Но зимы были такие страшные! Лед такой был!
Чтобы выжить
Переселенцам обещали дать подъемные – 1 мешок муки и 600 рублей. Дали 60.
Сколько было слез, когда мы приехали суда. Как чижало было выжить. Мы-то горя не хватили такого, а люди имели много детей… И были безалабэрные некоторые, оне думали, каждый раз будут давать деньги.
В колхозе косили сено, да в скирды на зиму складывали. А мы приехали, у нас же корма не было. Лед как застыл, мужики ходили, на той стороне сено воровали. Отец боялся, думал, посодють. А я говорю: «Я пойду с Игнатом». А дали так – одну комнату Игнату, племяннику отцову, а одну нам - как в хате было, а двери одни на выход. А я с Игнатом пойду, он мне надергает, свяжет сена и говорит: «Васюта, бяги бягом! Скорей бяги, утякай!». Все-таки нам прощали, никто нас не трявожил, што сено разворовывали. Потому што скотину мы держали. Лошадей сразу забрали в колхоз, а корову не забрали. Ну, в общем, выкормила я корову ету, потом она лето паслась, а потом отец сена накосил. А мы ходили ему помогали вязать, сгребать, перевозить домой. И так и жили.
Мы когда собрались ехать сюда, поросенок у нас был, большой такой поросенок, а зарезали. Противни у нас такие большие, а мать в противни ето мясо порезала, пожарила яго хорошо, а потом в кашкалак – глиняный кувшин, без ручек - и салом залила. И шкварки взяли, и муки взяли - и кукурузной, и такей. Приехали – мы не знали голоду.
И тутотка нам дали рису, а потом рис мы сами сеяли. Работали – трудодень ставили в колхозе. А потом уже я с 15 лет работала в колхозе. Мы открывали такие заглушки и поливали рис.
А тогда в конце года (года переезда) дали нам по 200 грамм рису небитого. А мы толкушки сделали деревянные и били толкачем, а не было у нас еще ни кур, ничего, били, провевали, да кашу варили, выживали люди.
А у кого семьи, люди стали пухнуть с голоду. Да кто в Кизляр, кто на Кубань, кто куда! Разбеглися по всей России! А кто аж за границу думал как перябраться назад в Молдавию. Отец сказал: «Нам не надо никуда ехать! Россия горела 5 лет, кругом будет голод, а мы тут не помрем, тут рыба есть». А с рыбой строго – ловить можно было только на удочку. А если не так и поймають, то 5 лет давали. Свату нашему 3 года дали - потом што-то оне сделали, што сократили яму. 5 бабошек и 5 лет – вот как давали за каждую рыбинку. Бабошка - ето вобла и тарашка.
Отец сразу смякнул. Купил поросенка, привез его, махонького. У нас ящики были - мы одёжу туда складывали. Мы яго под кровать пустим, побегает. Он как ребенок резвится, а мы смеемся над ним! А потом в ящик яго, соломки ему туда, он там и спит. А уже к весне, как потеплело, тогда уже яго в сарай (чаган). А если солнце, мы яго пустим – он по двору бегаеть. Огородили же и двор себе, все сделали. И козу пошел Игнашка купил, а она нам тройню принясла - козлик и две козички. А люди видут, што етого поросеночка взяли – а што ждать? Кто тябе принесёть, кто даст? Надо самому развиваться! И кинулися и оне – и дед ваш Ехрем взял, и соседи. А кормить-то нечем – муки нет, да самим надо есть.
8 кг масла надо было сдать государству, если корову держишь. Вот как! Сами кормите, а государству надо ети 8 кг масла. А масла если не собрал, надо молоко носить, а молоко носить надо аж в Увары! А мать говорит: «Нет, мы лучше масло будем сдавать – сыворотка будет оставаться. И перегонного молока хоть можем стопить и сами попить».
А потом и поросят взяли – где рыбкой, где чем кормили – и зарезали. Яму рыбу давали, а он пахнеть. А потом так научились: мы заказали, штоб нам муки привязли кукурузной, и вот мы мамалыгу варили и поросят кормили. Да и некуда мы не поехали, а так люди поразъездились по всей России. В общем, так и выжили.
Не пропали те, кто рассчитывал только на себя при переезде, не ждал готового от государства, был предприимчив:
Мы выжили, потому што понЯли ету жизнь, што ето долго будеть. Отец сразу понЯл, он такой башковитенький был, он говОрит - надо поросеночка, надо козу. И люди глядели на нас, скорей покупали. А мы козочек на расплод оставили и козликов, а потом на другой год у нас уже и маленькие козочки появились. Стали резать. Зарежем – есть мясо. Мы голоду не видали, а другие пухли тут.
Уклад липован
- Как липоване создавали семью?
- В селах у Румынии? Там только русские жили. Румыны жили далеко – они пастухами были. Наши – рыбаки были и землядельцы. Вот у меня дед – земляделием занимался, отец – рыбалкой. И брали своих русских.
- В Успехе вас вместе поселили: и из Камня, и из Сарикёя?
- Да-да.
- А вы, хоть и липоване, между собой отличались?
- Наши даже были похожи как на городскых, а вот Сарикёйские – оне были такие земледельцы, были и рыбаки – там море недалёко Черныя. Некоторые рыбалкой занимались. А наши и рыбаки были, и земледельцы, и виноградники были у нас. Ну, жили там хорошо, но вот тянуло нас почему-то в Россию.
- А в семье не было принято рассказывать, как русские оказались в Румынии?
- Аа, ето ище при Пятре Первом. И при Якатерине еще. За веру. Он же брил их, бороды же у них были. Им уже и страшно было, через границу уезжали, на подводы садились – кони же были свои. И убегали. Уж беднота там никуда не поехала, а такие были, воины даже. И как перяехали оне границу в Румынии, и сразу тут же на берягу поселение сделали, Журиловка называется. И Сарикёй, и Русская Слава, и Каменка.
- И Черкесская Слава тоже есть.
- Да, и черкесы как-то попали сюда у Румынию. В общем, в камышах даже люди жили, убягали и боялися, што их найдуть. И в камышах строили дома. Отец видел их и рассказывал. Ерики были, а они на возвышенности строили. То с камышами строили, еще мы бревна и камышом обкладывали, как наш дом. И там они камышом только топились, камыш был – плавни называлось. И оне, когда вода придёть, на лодках подъезжали к дому.
- Это вы про Вилково?
- Да-да. Отец рассказывал, што оне камышом топются, а мы дровами топились. Мы покупали, правда, дрОвы и издалёка возили. Там румыны пялили в лясу. Лес, сушняк какой-то продавали ездили. И мы купим, и дровами топились. А оне топились камышом. И вот не хотели, штобы у хате грязь же была, оне пристраивали из двора. Сделают кухоньку малую и камышом топють, а у хате печка. И печка греется, а в хате тяпло. А тут-то выстывает, как сказать, скоро. Так они и мучились – камышом топились. Ну, мы лучче жили, мы на возвышенности жили в Камне. Там Камень был как от Дуная – как гора камня. Возвышенность такая была. И к краю сялу там земля была уже. А у начале тутотка даже вода, наводнение топило кладбище, и ето кладбище перенясли в конец туды сяла. Мы и сами расстроились. Мало было людей сначала, а потом расстроилось сяло - дома строили себе и детям же. И сяло было большое.
- А в Успехе дома строили по такому же принципу как в Румынии?
- Нет. Мы строить взялися саманны, а тут у нас вода и мокрота. И они повалили ети дома и начали строить камышитовые. А камышитовый ето мы первый построили! У всех саманны были, а нам сказали: «Не стройтесь здесь, здесь на кирпичах фундамент нужен». А тоже не былО мани (денег) много. Да так столбички построили из кирпича, нам привязли ети блоки, платили мы, в фундамент. Разные железяки забивали мы, штоб укрепить дом.
- Скажите, а церковь у вас тут была?
- Хотели мы тут церкву построить, а нам пригрозили. Не дали. А люди хотели. Да и хату приспособили – старики там жили, да поразбеглись люди. А мы иконы там поставили, да и ходили молиться, а нам опять пригрозили. Да и отвадили нас, отучили от веры, а потом человек и привыкает.
В той стороне села у нас Собачейка – все саманные дома. Влаги много было, и у нас на етой стороне все повалили саманные дома, вот такие только камышитовые остались. А там в Собачейке дед жил, да помёр. Хата тая стоить. Таня Летникова и наши (липоване) там побелили, иконки попоставили. И в праздники, и под воскресенье ходят молиться туда. Да, молельню сделали. Батюшка одобрИл. Ездит сюда. Я и причащалась. Собираем деньги, Тане даем, а она в церкву нясеть – кому какие свечи поставить. Ну, мы молимся дома, а ето всё-таки церква. Так што у нас дело идёть. И я причащалась, исповедывалася. Молодежь еще не бросает, Слава Богу.
- Много вас в Успехе осталось из приехавших?
- Да вот тут домов 120 или больше уже. А из тех, кто приехал - мало осталось. Уже дети, потомки осталися.
- А ровесники ваши есть, с кем можно пообщаться?
- Как я есть, но они не помнят. Я хорошо помнила, досканально знала, потому што я два раза у Румынию ездила – и с Верой ездила (старшая дочь), а потом с Леной и Юрой (младшая дочь и зять) ездила – показала, где мы жили. Сяло красивое, дома такие красивые порасстроилися, а сами у ету - то в Грецию, то Италию на работу. У меня сястра двоюродная там работает.
- А дома свои, когда в Россию уезжали, вы продавали, или оставляли кому-то?
- Нет, так оставили. Думали, што если плохо – вярнемся. А уже государство взяло. И они заселяли наших людей, у кого не былО, на што купить. Они шли в Примарию, как у нас сельсовет, и там уже распределяли их, в какие дома.
- Какая у вас фамилия была девичья?
- Сергеева.
- А правда, что при переезде очень многие меняли фамилию: там она была уже на румынский лад, а здесь, когда оформляли документы, брали другую?
- Нет, были правильные. Вот отец по дедушке записался, которого Сергей звали. И когда отец жанился, как Сергеева уже записали яго. А у брата отца имя Панкрат было, а племянник отца уже записался Панкратов. Ну, а тут-ка мало у кого фамилия нормальная - язык же сломаешь фамилию сказать.
А деду дали прозвище Бач – по-румынски, «пастушок». Он пас баранов. И когда мать его умярла, 12 лет ему было. Дед жанился. И баранов пас: своих, дядек, теток. Там кашару сделали ему. А он доил баранов даже, делал брынзу. Даже урду варил – вода кипить, а потом клубок такой скатается. И мяшочки делали с марли, он откинеть, стякёть.
Говоря о своем отце, бабушка Васюта отмечает его врачебные способности:
Он все знал, если бы он в ето время родился, он был бы врачом. Все знал, што лячить – и от пореза, и даже на животе у меня чир был. Отец: «Пяки лук». А он не прорывался. И он мне: «Ложись на заваленку». Там заваленки были у Румынии, вокруг хаты. «Счас я тебе бздюки прикладываю, и она вытянеть». Вскрыл, листвы наклал, повязку сделал. И он меня спас. Спазмы в животе учил снимать, штобы сама могла справиться, когда родителей дома не было - на работах в поле весь день.
И бабушка тоже травы знала, какие от чего. Я как зайду: «Бабушка, а штой-то у тебя травы пучками висять»? Она говорит: «А вот ты простудисся, я тэбе заварю етой травы, ты попьёшь и не будешь кашлять». Кинет пучок маленкый у баню, у горячую воду, распарится, выкинет. Мыли мы галаву, волосья у всех были по самую задницу.
Замуж Васса Ивановна вышла в 16 лет – говорит, влюбилась. Всю свою жизнь – в Успехе. Две дочери выросли и разъехались: старшая – в Москву, младшая – в Астрахань. Как, впрочем, и многие нынешние уроженцы села. Большие города подчиняют себе, растворяя самобытность и культурную идентичность в общей массе. Усредняют, уча своему языку и быту, прерывают вековые традиции. Но, к счастью, у немногочисленных старожилов Успеха, по словам бабушки Васюты, все по-прежнему:
- Вот мы тут живем в селе, язык у нас не меняется, мы тут все по-липовански. Как были, так и осталися.
Вера, трудолюбие, смекалка – качества, которые помогли выстоять и достойно, не унывая жить дальше, преодолевая все те трудности, которых в судьбе каждого переселенца бывает немало. Хоть и «сколько пришлось принять мучений», а о переезде в Россию бабушка Васюта не жалеет:
Так, дочечка, перянэсли мы, конечно, ни мало. Теперыча обжились и думаем, зато наши дети ни в Грециях, ни по Италии. А наши дети всё-таки учились и работают. И получаем пенсию.
Показывает на себя на юношеском фото: «Вот какие мы были!» и с задором поет:
- А теперь я, милый мой, не такая стала,
Красоту всю, милый мой, с кем я потеряла?